Северная Корея. Часть I. Основные детали

North Korea. Part I. Main Details

28 апреля — 06 мая 95 года чучхе (2006)

April 28 — May 6, Juche year 95 (2006)

В Северной Корее железный занавес располагается не вертикально вдоль границ, а горизонтально, накрывая равномерно всю территорию страны.

Unlike the original Iron Curtain, which ran vertically along the borders, North Korea’s runs horizontally, uniformly blanketing the entire territory of the country.

Мобильный телефон нужно сдать на хранение в аэропорту. Его кладут в матерчатый мешочек и куда-то уносят. Взамен дают квитанцию на рисовой бумаге. Телефон приносят обратно перед вылетом. Никакого роуминга, естественно, нет, поэтому сигнал на телефоне не отображается. Но если перейти в ручной выбор сети, предлагается оператор PRK 03. Это означает, что сотовая связь тут есть. Хотя я ни разу не видел ни одного человека с чем-либо, напоминающим мобильник.

You have to hand in your cell phone when you arrive at the airport. They put it in a little cloth pouch and take it away somewhere, giving you a rice paper ticket in exchange. The phone is returned to you when you fly out. There’s no roaming here, obviously, and the phone shows no signal. But if you set the network selection mode to manual, the operator PRK 03 comes up. Which means that cell service does exist here, although I never saw a single person with anything remotely resembling a cell phone.

Как ни странно, можно спокойно ввозить фотоаппарат и ноутбук. О том, что бывают сотовые телефоны в виде карточки, которую можно подключить к компьютеру, тут, похоже, не подозревают. Надеюсь, читатель простит мне сомнительное качество некоторых фотографий — все, кроме видов на запланированных остановках, снималось из окна машины на скорости 100 км/ч.

Oddly enough, you’re free to enter the country with cameras and laptops. Apparently, they’ve never heard of cell phones in the form of a network card that plugs into a computer. I hope the reader will forgive me for the questionable quality of some of the photos—all of them except for sights at scheduled stops were shot from the window of a car moving at 100 km/h.

Интернета в стране, естественно, тоже нет (есть интранет). Компьютер я видел три раза — на паспортном контроле, в гостинице и в образцово-показательном доме образцово-показательной колхозницы образцово-показательного колхоза. Поскольку это чуть ли не единственный жилой дом в стране, куда может зайти иностранец, имиджмейкеры предусмотрительно установили в гостиной нечто, похожее на компьютер (системный блок несуществующей уже лет восемь компании Digital, клавиатура HP, загадочный монитор с колонками). Проверил — компьютер даже для виду не воткнут в сеть.

There’s no Internet in the country either, naturally (there’s an intranet). I saw a computer three times: at passport control, at the hotel, and at the model home of a model farmworker at a model collective farm. Because this is pretty much the only home in North Korea a foreigner might visit, the country’s publicists have made sure to furnish the living room with something resembling a computer (a system unit made by Digital—a company that went out of business about eight years ago, an HP keyboard, a mysterious monitor with speakers). I checked—they hadn’t bothered to at least plug in the computer for the sake of appearances.

С момента прилета к туристу приставляется гид с языком и водитель. Перемещаться куда-либо можно только в их непосредственной компании. К гиду еще в дополнение приставили студентку-стажерку. Так вчетвером мы и перемещались целую неделю.

Upon arriving, every tourist is assigned a driver and a tour guide who speaks their language. You can’t go anywhere without them at your side. In addition to the guide, I also got a student intern. And so I was stuck traveling around with the three of them the entire week.

Выходить из гостиницы нельзя. Не может быть и речи о том, чтобы погулять по городу. Маршрут составлен заранее — каждый день несколько достопримечательностей. Выезд около 8 утра, достопримечательность, обед около 12, вторая-третья достопримечательность, возврат в гостиницу к 6-7, ужин, сон.

You’re not allowed to leave the hotel unescorted. Taking a walk around the city is completely out of the question. The entire itinerary has been put together in advance and consists of seeing a few sights each day. Depart around 8 a.m., see a sight, lunch around noon, see another sight or two, return to the hotel by 6–7 p.m., dinner, sleep.

Все, что может увидеть иностранец, тщательно продумано заранее. Если обед в городе, то ресторан будет в таком месте, откуда никакой городской жизни не видно — только заборчик, зелень, горы и пр. Принимающую сторону очень волнует впечатление, которое останется у туриста от посещения страны. Нужно развеять все мифы о том, как в Северной Корее все плохо. В Пхеньянской гостинице телевизор показывает BBC, пару китайских каналов и НТВ — не пожалуешься на ограничение свободы СМИ. Кормят сытно — не пожалуешься на голод.

Every single thing a foreigner might see is painstakingly considered in advance. If you’re having lunch in the city, the restaurant will be in a location from which you can’t see any city life—only a fence, trees, mountains, etc. The impression a tourist leaves with after visiting the country is of utmost importance to the host party. Every myth about how terrible everything is in North Korea must be dispelled. The TV at the hotel in Pyongyang has BBC, a couple of Chinese channels, and NTV (a Russian channel)—so you can’t complain about a lack of free speech. They feed you very hearty meals—so you can’t complain about hunger.

Аналогом нашего выражения «в переходе» тут является «под мостом». Под мостами происходит основная жизнь. Там частники продают сигареты и какую-то еду, там стоят нищие. Если в столице под мостом еще довольно прилично, то в сельской местности народу там собирается как на вокзале. Заметил я это совершенно случайно, когда дорога искривилась, обнаружив картину, которую обычно не видно с дороги совсем.

The local equivalent of the Russian phrase “in the underpass” (referring to underground pedestrian walkways filled with kiosks and vendors) is “under the bridge.” The main bulk of city life takes place under the bridges. This is where independent vendors sell cigarettes and some sort of food, where all the beggars hang out. While things are still more or less decent under the bridge in the capital, in rural areas these spots are as crowded as a train station. I noticed this completely by accident, when the highway curved and revealed a view that’s normally completely invisible from the road.

В Пхеньянских парках встречаются пожилые женщины, которые собирают в парках какую-то траву в полиэтиленовые пакеты. Они не похожи на отряды пионеров, выдергивающих сорняки вдоль шоссе. Гид объяснила, что «они собирают траву для кроликов дома».

Elderly women with plastic bags can be seen gathering some sort of grass in Pyongyang’s parks. They don’t exactly look like Young Pioneers clearing weeds. My guide explained that they’re “collecting grass for their pet rabbits.”

Один раз я попытался свернуть с проверенной тропы, ускорил шаг, чтобы гиды отстали, и свернул вглубь квартала жилых зданий. Не успел пройти и двадцати метров, как дорогу мне преградил сексот на велосипеде и объяснил — дорога вон там, а сюда идти нельзя.

At one point, I tried to turn off the tried-and-true path, quickened my pace to break away from the guides, and headed into the depths of a residential block. I had barely managed to walk twenty meters when I was stopped by a secret police agent on a bicycle, who explained that I wasn’t allowed to go here and that the road was over there.

Во всех местах остановок иностранцев (например, в чайной по дороге в другой город) находятся Березки-Торгсины с «привычными» товарами: китайский спрайт, японский холодный кофе в банках, пиво, сникерсы, сигареты и т. п. В одной из таких лавок на берегу Японского моря обнаружились даже две пачки чипсов Lay’s, срок годности которых закончился в 2001 году.

Every place where foreigners usually make stops (for example, a tea house on the way to another city) has a hard currency store like the Beryozka or Torgsin ones that used to exist in the USSR. They sell “familiar” goods: Chinese Sprite, Japanese canned iced coffee, beer, candy bars, cigarettes, and so on. At one such store on the coast of the Sea of Japan, I even discovered two bags of Lay’s chips with a 2001 expiration date.

Не знаю, как покупают корейцы, в Торгсинах принцип торговли следующий: выбираешь товар, продавец выписывает чек, с чеком идешь в кассу с щелями, куда не пролезает рука, платишь валютой (берут евро, доллары или юани), кассир штампует чек, отрывает половину. Ты с этой половиной идешь к продавцу и забираешь покупку.

I don’t know how Koreans buy things, but making a purchase at these “shops for trade with foreigners” works like this. You select your items, the salesperson writes out a check, you take the check to the cashier’s booth, which has slots that are too small to fit a hand through, and pay with currency (euros, dollars, and yuan are accepted). The cashier stamps the check and keeps half, you take the other half to the salesperson and collect your purchase.

Доступная для наблюдения уличная торговля скромнее. В основном, это лимонад. Иностранцам выдают одноразовые стаканчики, сограждане довольствуются фарфоровыми кружками, которые моются после использования в ведре или тазу (нет иллюзии подключенного водопровода, которая создавалась в автомате с газировкой в свое время). В местах, где иностранцев не ожидают, в наличии только кружки.

The street vending that can be observed is more modest. Mostly it’s lemonade. Foreigners are given disposable cups; citizens make do with porcelain mugs that are rinsed in a bucket or bowl after each use (the old Soviet soda machines with reusable glasses created the illusion of being hooked up to running water, but there’s nothing like that here). In places where they don’t expect foreigners, only the mugs are available.

Иногда продают какой-нибудь овощ. Ни в один обычный магазин зайти не удалось, потому что остановок по требованию у туриста не бывает. На этом снимке справа дверь в магазин, которую закрыли сразу же, как заметили меня. Оказаться в этом месте я смог только потому, что за моей спиной — санкционированный книжный магазин (в котором можно курить, пока изучаешь книги).

Sometimes you’ll see people selling a vegetable of some kind on the street. I wasn’t able to go inside any of the regular grocery stores—tourists don’t get to make stop requests. The door on the right in this photo is the entrance to a store, which was closed shut as soon as my presence was noticed. The only reason I was able to be here at all is because there’s a sanctioned bookstore directly behind my back (where you can smoke while you browse the books).

Для северного корейца белый человек — как негр в розовом, сразу обращает на себя внимание. Местные жители до конца не верят, что встретили живого иностранца. Реакция людей всегда такая:

To a North Korean, a white person might as well be a black guy in head-to-toe pink, he immediately draws attention to himself. The locals can’t seem to believe they’ve actually met a real live foreigner. People’s reaction always looks like this:

Надо заметить, что идеологическая подготовка гида оставляет желать лучшего. По идее, должен быть хоть изворотливый, но ответ на любой вопрос. Однако ответы у гида есть только на вопросы из справочника для внутреннего пользования. Нестандартные вопросы вызывают либо смену темы беседы, либо просто молчание.

It must be said that the guide’s ideological training leaves much to be desired. Theoretically, she should have an answer, however evasive, to any question. Yet the guide has answers only to questions covered in her internal manual. Non-standard questions elicit either a change of subject or just plain silence.

Зато во время поездок в другие города применяется следующая тактика. Как только машина приближается к населенному пункту, гид начинает задавать вопросы о чем-нибудь, чтобы ты отвлекся и не фотографировал что не надо.

On the other hand, the guides have a special tactic they use during trips to other cities. As soon as the car approaches a populated place, they start asking you random questions to distract you from photographing things you shouldn’t.

Если сравнивать быт, детали и реалии с тем, что известно из истории, то можно определить время, в котором живет Северная Корея — это 1950 год. Даже очень хорошо смазанная и настроенная машина времени не забросит в прошлое так точно.

If we compare the details and realities of everyday life with what we know from history, it’s possible to pinpoint the time in which North Korea is living: it’s 1950. Even a well-oiled and finely-tuned time machine could hardly throw you back into the past with such accuracy.

На улицах тут стоят гипсовые статуи — без отбитых рук и не почерневшие.

There are plaster statues on the streets here—still perfectly white, with all their limbs intact.

Ровные и без пузырьков стекла делать еще не научились — абсолютно во всех домах они неровные. Исключением являются окна в гостиницах и большие витрины.

They still haven’t learned how to make smooth panes of glass without bubbles—the windowpanes are uneven in every single house. The only exception is hotel windows and large storefronts.

Бензина в стране почти нет, поэтому практически весь труд ручной. Тракторов мало и все страшные. Землю пашут плугом.

There’s barely any gasoline in the country, so most of the labor is manual. Tractors are rare and uniformly hideous. Animal-drawn ploughs are used to till the fields.

В столице водопровод, по всей видимости работает, а в приграничном городе Кэсон (совсем не деревня по виду) женщины стирают на речке.

The capital appears to have running water, but in the border town of Kaesong (hardly a village, judging by the look of it), women do their washing in the river.

Жизнь села.

Life in the countryside.

Градостроительный принцип прост: вдоль всех крупных автомобильных дорог плотной стеной стоят панельные дома. Если вдруг не успели закрыть высоким домом одноэтажную застройку, ставят бетонный забор без щелей, чтобы ничего кроме крыш не было видно.

The urban planning principle is simple: line all the major roads with solid walls of panel apartment buildings. If putting up a tall building to hide the single-story houses is impossible for some reason, they put up a solid concrete fence instead, so that nothing is visible except the roofs.

Любые попытки сфотографировать что-нибудь, отличающееся от картинок в журнале «Корея», моментально критикуются гидом: «Зачем вы это фотографируете?», «Здесь снимать не рекомендуется», и пр.

Attempts to photograph anything which differs from the pictures in Korea magazine are immediately criticized by the guide: “Why are you taking a picture of that?”, “Photography is not advisable here,” and so on.

Корейцы совершенно не смущаются естественных потребностей. На сельских дорогах часто можно встретить мужиков, писающих в сторону кювета. В кусты не отходят. Если в деревне мне снять такого мужика не разрешили, то в Пхеньяне, на расстоянии трехсот метров от монумента идей чучхе, никто фотографировать не мешал (внимание на лестницу):

Koreans aren’t the least bit shy when it comes to calls of nature. You can often see men on rural roads pissing into the ditch, without bothering to go behind a bush. I wasn’t allowed to photograph them in the countryside, but in Pyongyang, three hundred meters away from the Tower of the Juche Idea, I was free to take pictures (look at the steps):

А вот и сам монумент идей чучхе (подъем к огню — 5 евро). Смысл этих идей в том, что «человек — хозяин всего, он решает все». Дальше из этого принципа вытекает то, что надо быть самостоятельным, а если у нас есть целая страна самостоятельных людей, то нам никто не нужен. Так принцип «опираться на собственные силы» превращается в оправдание абсолютной закрытости страны от внешнего мира. В 11 часов подачу электроэнергии прекращают, и монумент стоит в кромешной тьме.

And here is the Tower of the Juche Idea itself (it costs 5 euros to go up to the fire). The core of this idea is that “man is master of everything and decides everything.” From this principle then follows the conclusion that it’s necessary to be self-reliant, and if we have an entire nation of self-reliant people, we don’t need anyone else. Thus the principle of self-reliance turns into a justification for closing the country off completely from the outside world. At 11 p.m. the electricity is shut off, and the monument stands in total darkness.

Ночной город выглядит довольно пугающе. Лучшее сравнение, приходящее в голову, — это ночное небо. Улицы, естественно, не освещаются. Окна похожи на звезды. Город не дает отсвета. Все дело в том, что тут запрещены лампы накаливания — у всех висят энергосберегающие спирали, которые дают отвратительный белый хирургический свет (в гостинице, кстати, нормальные лампочки вкручены). Ни в одном окне я не видел абажура — голые лампочки висят под потолком. Штор тоже нет, только тюль. Это вид Пхеньяна, столица как-никак. А в городе Вонсан света ночью вообще не было.

The city looks pretty creepy at night. The best analogy that comes to mind is the night sky. There are no lights on the streets, of course. The windows look like stars. The city doesn’t cast off any sort of glow. The reason for this is that incandescent bulbs are prohibited here—everyone has compact fluorescent bulbs, which give off a horrid, sterile white light (the hotel has normal bulbs, by the way). I didn’t see a single lampshade in any of the windows, just bare bulbs hanging from the ceiling. There are no curtains, either, only sheer fabric panels. This is a nighttime view of Pyongyang, which is the capital, mind you. The city of Wonsan had no lights at night whatsoever.

Днем лифт в монументе застрял на 15 минут.

During the day, the elevator inside the Tower got stuck for 15 minutes.

С высоты основания огня идей чучхе нельзя обнаружить одноэтажную застройку, только вид на рабочего, колхозницу и интеллигента (с кистью в руке).

You can’t see any single-story neighborhoods from the top of the Juche Tower’s base, only a view of the worker, peasant, and intellectual (with a writing brush in his hand).

Пхеньян:

Pyongyang:

Реальность не удалось замаскировать с высоты телебашни. Вот так выглядит дорога, по которой возят иностранцев (внизу кадра) — все заставлено домами. Но в глубине начинаются районы, где никогда не ступала нога иностранца.

Reality can no longer be concealed from view once you get to the top of the TV tower. This is what the road along which foreigners are transported looks like (at the bottom of the picture): it’s lined with apartment buildings. Further back, however, other neighborhoods begin where no foreigner has ever set foot.

И так — за горизонт. «Пхеньян — город-парк».

This continues all the way to the horizon. “Pyongyang—a park city.”

Гид, запретив это фотографировать, объясняет: «У нас старики не хотят переезжать в новые дома, им нравится так жить».

The guide tells me I can’t photograph this and explains, “Our senior citizens don’t want to move into the new buildings, they like living like this.”

Кстати, в Северной Корее в 1997 году по случаю 3-й годовщины со дня кончины Ким Ир Сена (раньше не сообразили) день рождения Ким Ир Сена 15 апреля объявлен праздником Солнца и введено чучхейское летоисчисление, начинающееся с 1912 года (года его рождения). Удивительно, что 15 апреля не сделали днем нового года.

By the way, in 1997, on the third anniversary of Kim Il-sung’s death (it took them a while), North Korea declared Kim Il-sung’s birthday, April 15, the Day of the Sun and a national holiday. They also introduced the Juche calendar, which begins in 1912 (the year of his birth). It’s surprising they didn’t make April 15 the start of the new year.

Попасть в народные магазины мне не удалось.

I was unable to get inside any of the stores where ordinary people shop.

Отдельный оплот маразма — мавзолей великого вождя товарища Ким Ир Сена (Кымсусанский мемориальный дворец).

The mausoleum of the Great Leader Comrade Kim Il-sung (the Kumsusan Memorial Palace) is a whole other bastion of idiocy.

Сначала сдаешь вообще все (кроме очков и часов) в гардероб. Надо застегнуться на все пуговицы и выглядеть строго. Затем проходишь через рентген (хотя нигде не сообщается, что это рентген). Потом через металлоискатель. Потом надо ехать метров 600 на травелаторе. Потом поднимаешься на лифте и попадаешь в зал, где стоит огромная статуя Ким Ир Сена с интересной градиентной подсветкой (статуя белая, фон сзади внизу — красный, сверху — синий). Над лифтами установлен вайфай-передатчик. Следующий зал — собственно, с мумией. Подходят тройками, обходят кругом по часовой, кланяются со всех сторон, кроме головы. Это нельзя называть «посещением», это «визит». Потому что Ким Ир Сен живее всех живых.

First, you have to leave absolutely everything (except your glasses and watch) at the coat check. You must be smartly dressed and fully buttoned up. You go through an X-ray (although no one actually tells you it’s an X-ray). Then through a metal detector. Then you have to ride a moving walkway for 600 meters or so. Then you take an elevator up and find yourself in a hall with a giant statue of Kim Il-sung and interesting gradient lighting (the statue is white, the background is red at the bottom and blue at the top). There’s a Wi-Fi transmitter installed over the elevators. The next room is the one with the actual mummy. People walk up to it in threes, go around clockwise, and bow on each side except the head. You’re not supposed to call this a “viewing,” it’s a “visit.” Because Kim Il-sung, like Lenin, is “more alive than all the living.”

Потом спускаешься в зал с бронзовыми барельефами, изображающими скорбь корейского народа в связи с кончиной великого вождя. Тут выдают диктофон «Сони» с записанной на русском речью. Запомнил две фразы: «казалось, земной шар потерял свою массу от тяжести утраты» и что, узнав о кончине вождя, «весь корейский народ плакал кровавыми слезами».

Then you go downstairs into a room with bronze reliefs depicting the grief of the Korean people over the death of the Great Leader. Here you’re handed a Sony audio guide with a recording (in my case, in Russian). I remember two phrases: “It seemed as though the terrestrial globe had decreased in mass, so great was the weight of the loss,” and that, upon learning of the Leader’s demise, “the entire Korean people cried tears of blood.”

Гид знала русский язык довольно плохо. А иногда, когда слышала неприятный вопрос, делала вид, что не знает совсем. Перед посещением монумента великого вождя товарища Ким Ир Сена надо купить букет цветов за три евро, положить его к основанию памятника, отойти и поклониться. Все это я делал в Новиковской майке, которая при беглом прочтении выглядит невинно. Гид фотографировала.

The guide spoke Russian fairly poorly. And sometimes, when she heard an unpleasant question, pretended not to speak it at all. Prior to visiting the monument of the Great Leader Comrade Kim Il-sung, you’re supposed to buy a bouquet of flowers for three euros, then put it at the base of the monument, step back, and bow. I performed all this wearing a T-shirt that looks innocent until you actually read it closely. The guide took pictures.

Histery of the USSR

Монотонность дороги по пути в другие города я коротал тем, что обучал гида и стажерку русскому языку. Скажем, гид вообще никогда не слышала слова «бля». Во время урока я выяснил, что «хуй» по-корейски — это нечто среднее между «кыш» и «брысь», употребляющееся по отношению к домашней птице. Надо выйти на крыльцо, увидеть куриц во дворе и замахать на них руками, крича «хуй! хуй!».

I passed the time on monotonous drives to other cities by teaching the guide and intern Russian. For example, the guide had never even heard of the expletive blya. During our lesson, I learned that the word huy (Russian for “dick”) means something like “shoo” or “scram” in Korean and is used in addressing domestic fowl. You step out onto your porch, see chickens in the yard, and start waving your arms at them, yelling, “Huy! Huy!”