Москва, 1993

Предуведомление

Ну, поскольку все-таки эти стихи включены, вернее даже заранее предусмотрены \ не как конкретные содержительные единицы \ а как единицы счета, последовательности опусов \ назначенных мной к 2000-му году быть в количестве 24000 \ , конечно же они имеют некоторую причинную обусловленность. Но только эту и никакую другую. Т.е. они не ввергнуты ни в какие персонажно-имиджевые зависимости, либо жестко цикловые назначенности. Нет, они стихи без каких-либо определенных причин возникновения, кроме обозначенно плановой. Т.е. они с легкостью могут быть заменены другими. Да, наверное, они и суть те самые, заменительные. Т.е. они суть стихи другие, относительно тех которые могли бы появиться здесь более законно. Хотя, кто кому здесь указ и закон?

Около собора в Майнце
Некий столб произрастает
Древний
Ну, а мне-то что, признаться
Если
Только вижу: проступают
На нем
Две кровавые слезы
Дикой варварской красы
Дохристианской -
Это уже серьезно

Ты в платье черное закованная
Сидишь в конце большого зала
Недвижно, словно околдованная
Но и в ответ заколдовала
Меня
Как бы
Я платье черное снимаю
С тебя, но медленно и мысленно
И понимаю: ты замыслена
Как та же пустота и майя
Обворожительна

Нагрудились тучи по-над огородом
Спокойный влиятельный свет
Вечерний
Как-будто Ахматова перед народом
Или Некрасов
Как-будто бы Клюев-поэт
В поле
Как-будто такое, что в пору лишь Блоку
Российскому брату Христа
Осыпавшемуся с креста
До срока
Как прероссийская хокку

Китайское желтое солнце садится
В китайский лимонный закат
Скажи мне, китайская вещая птица
Твой лоб несказанно покат
Глаза твои полузасыпаны снегом
Ощеренный рот как свивье
Опять я, опять я несчастный ошибся
Увы мне!
Опять я, опять про свое
Подмосковное

Я и вправду чистый неудачник
Вот, не получилось ничего
Даже тихий двуштанинный дачник
В шутку от колена моего
Не произошел
Вот и ухожу я понемногу
Растворяясь в тишь и благодать
Слава Богу, еще внемлем Богу
Что с собой в дорогу собирать
А то бы - полный завал и паника

Они живут себе не ведая
Что жизнь в другом проходит месте
Счастливая!
Но коли место то неведомо -
То и неведомо: там есть ли
Жизнь
Вообще
Но коли ведомо то место -
Тогда погибель! - жизнь и есть там -
Только там и есть

Иду я покошенным лугом
Осеннею слабой порой
С какою-то странной подругой
Рядом
Сливающаяся порой
С окрестностью

Безумное чистое небо
Ни плачет, ни жжет, не горит
С не мне предназначенной негой
Подруга мне говорит:
Ты видишь, они поднимают
Над гладью прощальный галдеж
Лебеди! -
Я вижу, но не понимаю! -
Поймешь, мой родимый, поймешь
Как надо!

Сегодня праздник у меня
Нашел я пять рублей
Спешим на радостях гулять
С подругой в мавзолей
Подходим к зданию смутясь
Кругом металл, гранит
Вокруг нарядный караул
Не шевелясь стоит
По мраморным ступеням вверх
Мы входим в первый зал
Но словно колокольчик вдруг
Далекий прозвучал
И следом грянул дивный марш
Мы входим в зал второй
Украшенный весь хрусталем
И нитью золотой
И следом входим в третий зал
Светящийся как шар
И жар вокруг, сияет все
Словно живой пожар
И следом, залы без числа
Фонтаны, лед и хлад
И звери дивные вокруг
Среди ветвей сидят
И вот выходит наконец
Навстречу нам Ильич
Забытый всеми как подлец -
Лишь только паралич
Его разбил -
У нас

Бегут минуты быстрые
Их пропадает след
Он столько, столько выстрадал
За пять последних лет
Вернее - семь
Он видел правду чистую
Того кто был нечист
Зане
Он знался с коммунистами
И сам был коммунист
Так жизнь прошла напрасная
Ненапрасная
Осталось чуть на треть
Не на треть
Горит рябина красная
Не может отгореть -
Думает он

Когда великий Рафаель
Свое бессмертное: Фаель! -
Произнес
Тогда от этого дышла
И вся поэзия пошла
У нас
Кончается же на: Знесу! -
Какое я произнесу
Через некоторое время
Или, передумая -
Прямо сейчас

Горит в саду рябина
Как девушка Сабина
В немецкой стороне
А я иду вдоль Рейна
С бутылкой мазолвейна
Условно
И так приятно мне

Но как сквозь марев дрожи
На противоположном
Берегу
Я вижу: под Москвою
По белой снег-бумаге
Идет босой и нагий
И белой головой
Качает
Девушка Ирина-медведь

И я, и я хочу как кошка
Входит в процесс и демократию
Из православного окошка
Взывать к блаженному Игнатию
Уместному:

Приди! их бедных вразуми!
А то их брось! меня возьми
Единственного
Как уже вразумленного силами,
если не превыше твоих,
так соразмерными

Она играет на гитаре
Звучат румяные слова
Но уж другими голова
Теснится, и она к Атари -
Компьютеру
Бросается
И быстро - раз-раз-раз - страница
На мониторе, словно птица
Оперена

Не вышел вашим он умом
Видишь ли
Зато он чище вас и выше
Его ведет Шимонумом
Через него он выше вышел
Уровнем
Вами неразличаемым
Немыслимыми Яв и Ду
Овладевая и умея
Владеть
Плывет
Кого имею я ввиду? -
Да я себя ввиду имею
Как всегда

Совсем прозрачная страушка
Немецкая
Приводит взрослого урода
Мычащего словно природа
Маящаяся
В кафе немецкое покушать
По воскресениям

Он кушает, мычит и стонет
Вконец безумствует, она
Сидит, ни слова не проронет
Какой-то внутренней полна
Германской
Силой

Я вдруг почувствовал истому
Какой-то вести роковой
Нездешней
Как-будто Гитлер боковой
Насквозь прошел все, где прямому
Гитлеру
Здесь и сейчас -
Ни за что бы

Как мыши выедают все - фактически
Так полусъеден храм стоит готический
До костей почти обглодан
Так, думаю, и я , похоже
Сейчас иль может быть попозже
Чуть-чуть
Изъем мясо словесное, как они - каменгое
Вобщем, похоже на то

У черной ямы во дворе
Нередко я стоял
В недоумении смотрел
Оттуда же в ответ

То высунется вдруг рука
Схватить тебя пытается
То вдруг обугленный китаец
По пояс выскочит внезапно
Я долго был в смятенье от
Пока не понял - это вход
В ад
И успокоился

Как ангел павший и восставший
Восстали пламенные клены
По осени, где я уставший
Бродил как прежде непреклонный
В сути

Они как гром гремели листьями
И не могли подняться выше
Почвы
Я отвечал им: Бог и истина!
Они смирясь: Сим победиши
Ты! -
Шептали мне
Бледнея
На отечественном монастыре

Как много черных и цветных
И все красивые как боги
А ты идешь средь них убогий
А тут какой-нибудь еврей
Еще
Умен как черт, как ветер быстр
Ну прямо хоть ты в рот ебись
От всего этого

Где русский танк Берлином шел
Поверх повернутой природы
То говорили: Данке шен! -
И расступалися народы
Пред ним

Теперь же сам он: Битте шен! -
Твердит и смотрится в народы
Иные
Куда, куда же он зашел
Какой, какой же он природы
Дитя

Чтоб не думать о диком и дальнем
Лучше думать о кратком и дельном
О делах, о зарплате недельной
Да все тянет о смутном, витальном
Думать
О сосуде! сосуде скудельном! -
Каком? каком?
Скудельном, скудельном!
И о неком законе предельном
Нашего возможного предательства
Не превосходящего обстоятельства
Божественного

Я помню его щупленьким мальчишкой
Мы с ним тогда в одной учились школе
И в поле собирали колоски
И пели песню, слов не помню
Вроде:
Поле, поле, золотая волна
Зреет пшеница, рожь золотится
Песня вдали слышна
И девушку мы с ним одну любили
Высокую с веселыми глазами
По глупости в одном и том же месте
В один и тот же вечер и она
Оправившись как старшая сестра
Читала нам уставшим наставленья
И вот ты рос, и рос, и рос, и рос
До председателя верховного совета
Дорос
Завел свои войска и скачешь на коне
Гарцуя впереди с метровой шашкой
И песенку любимую поешь:
Ой, Хазбулат, ой я есть молодой! -
Не поишь ты коня! - Отчего же это я не пою! -
А потому! - Я возмущен! оттого
И не пою! - Не понял! - Ну, не понял , и не понял

Как-то на кухоньке под ужин
В стене я дырку обнаружил
Оттуда что-то выползало
Такое мягкое и бязевое
И тихо ноги мне обвязывало
И беспричинно обвязало
Всего
Как-будто так оно и надо
Я встрепенулся - это ж ада
Вход
Ан - жуть

Как мы бились - ох ж ты! ух ж ты! -
За родной небесный край
Русский
Позади нас - Заратуштра
Впереди нас - Боа Дай
Он нас вел тропою легкой
Да на много лет вперед
Обогнал
А Заратуштра? - Заратуштра?
Кто их нынче разберет
Связались вот с нелегкими
Они, собственно, и суть истинно
виновники всех наших
поражений

Послушай собачка, ты знаешь, что избран
Новый США президент
В газете написано, что зовут его Ыбран -
Странно
По фамилии Апрез Идент -
Еще страннее

Он молодой и красивый, а жена его - старуха
Не любит его и свинья
Я поеду к нему в осиянии духа*
Да ты не слушаешь меня
Собачка
Моя глупенькая

Вот девица - сплошная нежность
А кажет голую промежность -
Ужас что такое
Или старушечка смешная
А на поверку - так сплошная
Слякоть
Или дитятя веселится
А приглядишься - так убийцы
Взгляд
У него
Все это вовсе не насмешка
А чтобы чище показать
Впрямую
Что нам единственной поддержкой
Опорой
Таинственное - не сказать
О том
Впрямую
Практически, невозможно

Огромная как зверь собака
На берегу в краю Ньюкасла
Сидит и камни словно масло
Перетирает
И губы до крови глубоко
Ранит себе

И землю роет - хочет вниз
И смотрит так невыразимо
Я подхожу к ней в шапке зимней
Зима, холодно уже
И говорю ей: Зверь, смирись!
Смиряется

Земля засижена скотом
Медлительным
Земля забитая костями
Белыми
И воздуж режущий, при том
Насквозь кровавыми страстями
Пропитан
Вот здесь и жил Вильям Шекспир
И не найдя себе личины
По легенде
Таки явился в этот мир
Нарушить тонкую причину
Объясняющих, привходящих и
порождающих обстоятельств

Я пришел, а ты стоишь. Ты - дьявол
И от удивления застыл
Отойди!, ты отвечаешь: Яволь! -
Он к тому же немец! - ты бесстыдн
Отвечаешь: Яволь!

Ничего, приду и успокоюсь
Обернусь, а он еще стоит
Это Гете странное такое
Что-то геттингенское на вид
Правда
Дьяволообразное
Надышал

Две кошки смиренные тихо вошли
И встали на задние лапы:
Давай же! Давай же скорей улетим
Давай убежим от них, папа!
Папочка!

Две кошки приблизились, смотрят в глаза
И лапы мохнатые тянут!
Давай улетим! - не могу я сказать
Да вот - не могу, как дитя я
Сказать: Убежим!

Вот на руки взяли, уносят и шерсть
Щекочет мне ноздри и плечи
Давай убежим! мы и так уже есть
Бежим, то-есть
Бежим! - мы и так уж навечно
Убегаем

Железный Лондон в дымных сапогах
Бродил по берегам угрюмой Темзы
Сырые листья на его рогах
Лепились и тянуло близкой бездной
Из-под ног его
И думалось: кто потерялся здесь
Пусть и найдется на постели Креза! -
Но
Под Трафальгаром он возможный весь
И навсегда
Погиб
Что даже ты, - послышалось, - Тереза
Не спасешь

Я впереди бойцов коммунистических
Востока и Запада
С огромной розою мистической
На груди
Шла -
Сына Тараса младшего, изнеженного
Сестра из-под Саратова заснеженного
Где плоть под саблею троится
И белая вослед струится
Кровь

На античную статую стрелка в Берлине

Куда, стрелок, античный, метишь
Куда снаряд свой чистый мечешь
Вроде бы интернациональный
Уж очень, очень ты неметчишь
Как я посмотрю
Смотри, и сам ты не заметишь
Нет, очень даже и заметишь
Взглядом испуганным орлиным
Как там встает стрелок другой
В другом неизмеримом стане
Тебя магической дугой
Он опояшет, так что станешь
Вернее, останешься
Античным символическим стрелком
Надеюсь

Вдоль поезда бежит дорожка
И не желает отставать
Глупенькая
И так ей хочется сказать:
Родная, подожди немножко
Год-два буквально
Живые изменив черты
Все здесь замрет - тогда и ты
Отдохнешь

Посыпал мелкий дождь с утра
Как перестук каретный
Уснуть, уснуть! и дым утрат
Как сизый, сигаретный
Как запах кислых сигарет
Советских, памятных
Умчится в одночасье
На сорок третий километр
Советский
В страну иного счастья
Советского

Не волки бродят по Берлину
По ночам
Сводя с немецкого ума
Прохожих поздних, но она -
Неонацистская чума
Огромный скользкий хвост свой длинный
Влачит, о трупы спотыкаясь
И я, бывало тоже, каюсь
Поигрывал с этим понятьем
Не задумываясь о серьезности
возможных реализаций сих
эстетических фантомов

Стар я стал, а старому усталому
Самое-то время отдохнуть
Приоткрыть могилку, бархатом устланную
Черным
Старые вещички взять перетряхнуть
Старые вещички в коробочке стареньком -
Косточки, прожилочки, капельки жирка
Редкие
Слезки да кровиночки, палочки-сухарики
Кожица да ижици, пепел да мука
Да

В дальнем дальнем детстве
Был и я ребенком
Никуда не деться
Хоть и вспомнить, вспомнить
Хоть и вспомнить стыдно
За что нам, Господи, такое в
самом начале нашего и так
неверного и слабого пути

Она и не соревновалась
Ни с кем, пройдя как легкий дым
Сквозь все, что слыло молодым
Во мне - я понял: миновалось
Молодость
Как праздник в подмосковной роще
И вдруг я понял до конца
Наконец-то -
За гранею куда как проще
С живой улыбкой мертвеца
Иметь все то же, но только в снятом виде