Чечня. Часть II

Chechnya. Part II

29 сентября 2007

September 29, 2007

Грозный

Grozny

От границы с Дагестаном до въезда в город никаких гор нет — сплошная выгоревшая степь. Въезд в Грозный напоминает по новодельности и безликости что-то среднее между теми же Эмиратами и каким-нибудь Шарм-эль-Шейхом. Никакого блок-поста нет (есть зато с другого конца города).

There are no mountains between the Dagestani border and the city entrance — scorched steppe all around. The entrance to Grozny is newfangled and characterless, something in between the Emirates and the likes of Sharm el- Sheikh. There’s no checkpoint (although there is one on the other side of the city).

Вдоль широких проспектов стоят невероятно ровные и аккуратные дома. Даже в Москве такое не часто встретишь — все рамы одинаковые, лоджии не застеклены каждая по-своему.

Unbelievably straight, shipshape houses line the wide avenues. This is a rare sight even in Moscow — all of the window frames are identical, the inset balconies don’t all have mismatching glazing.

Площади оформлены монументами. Например: штыки времен революции, с трех сторон фотопортреты отца, сына, святого духа. Выше — кухонные часы. Над ними — земной шар с чашками, которые ловят ветер и заставляют шар крутиться.

There are monuments adorning all the squares. For instance: revolution-era bayonets with portraits of the father, the son and the holy spirit on each of the three sides. Further up — a kitchen clock. Above it — the earth, complete with chalices, which catch the wind and send the earth spinning.

Если граффити, то — официальное, про 100 дней созидания (имеются в виду первые сто дней президентства Кадырова-младшего).

If you do happen to see graffiti it will be the official kind, depicting the 100 days of creation (this refers to the first one hundred days of Kadyrov junior’s presidency).

Outcomes: 100 days of creation

Хинди-руси бхай-бхай.

Hindi rusi bhai bhai — Indians and Russians are brothers.

Грозненский светофор.

Grozny traffic light.

Это площадь Минутка, о которой столько говорили в репортажах. Непонятно, о чем столько разговоров — просто обыкновенная асфальтированная территория.

This is Minute square, the subject of extensive media coverage. It’s not clear what all the fuss is about — just your run-of-the-mill asphalt-paved section.

Кстати, первым оператором сотовой связи в Чечне стал «Мегафон-Кавказ». Поэтому в речи комбинация «8 928» не произносится. Говорят так: «Мой телефон — Мегафон-123-45-67». И еще на Кавказе мобильный телефон используется помимо разговоров для просмотра и передачи видео. Любое событие снимается на телефон и к вечеру ролик уже у всех в карманах.

By the way, “Megafon-Kavkaz” is the number one mobile phone operator in Chechnya. That’s why you don’t pronounce the “8 928” prefix. People say: “My number is — Megafon-123-45- 67” instead. And another thing, in the Caucasus mobile phones are not only used to make calls, but also to watch and share videos. Anything and everything is filmed on mobile phones and come evening, it’s in everybody’s pocket.

— О, хочешь видео, где боевик с головой отрезанной и сигаретой в зубах? Включи блютус, — водитель скидывает файл.

— Hey, do you want a video of an insurgent holding a cut off head with a cigarette hanging out of its mouth? Turn your Bluetooth on, — the driver sends over the file.

В городе еще не все разрушенные здания отреставрированы. Их, совершенно как в КНДР, закрывают заборами, чтобы не было видно с дороги.

Not all of the city’s destroyed buildings have been reconstructed yet. Just like in the DPRK, they put fences up around them so that they’re not visible from the road.

Можно проехать по центру, не заподозрив даже, что где-то тут могли стрелять.

You can drive through the city centre without suspecting that shots were once fired around here.

Впрочем, ровно в эту секунду раздалась автоматная очередь.

Having said that, a round of assault rifle fire sounded that very second.

 — Наверное, свадьба где-то, — заметил водитель.

— Probably a wedding nearby, — the driver offered.

Обычная жизнь кавказской республики.

Business as usual in this Caucasus republic.

Chechen lotto. Grand prize

Мирные дворики.

Tranquil courtyards.

Было велено все восстановить, но витринных стекол в стиле 60-х не нашлось пока. Да и непонятно, что выставлять — дом-то жилой давно.

There are orders to rebuild everything. However, so far they haven’t found any 1960s-style shop windowpanes. Moreover, it’s unclear what should be put on display — the building became residential a long time ago.

Тра-та-та-тах!

Bra-ta-ta-tat!

The residents of this building are competing for excellent sanitary conditions in the courtyard and the designation of Exemplary Building

Бух!

Bam!

Бух! Бух!

Bam! Bam!

Ебани-ка по чехам, Василич!

Let one loose on those Czech guys, Vasilievich!

Фиууууу… бджь!

Psshhew... wham!

Пу-пу-пу-пух! Тиу-тиу!

Ka-ka-ka-pow! Tzing-tzing!

Ба-дах!

Ka-boom!

Мы в восстановленном Грозном. Это ведь всего лишь дело техники — повернуть камеру чуть правее или чуть левее.

Here we are in reconstructed Grozny. After all, it’s just a matter of the equipment you’re using— turning the camera to the right or to the left just a little.

В новостях предпочитают избегать постапокалиптических пейзажей. Типа блок-поста на въезде в город, оборудованного на месте бывшего Грозненского пассажирского автопредприятия с космонавтами на торце и бойницами в замурованных оконных проемах по периметру.

They avoid showing post-apocalyptic landscapes on the news. Such as the checkpoint at the entrance to the city, erected on the spot of the former Grozny passenger car plant, a building with cosmonauts on its side and arrow slits in the perimeter window apertures, now sealed with cement.

В кварталах Ленинского района течет неофициальная жизнь.

Unofficial life runs its course in the neighbourhoods of the Leninsky district.

Здесь бегают дети, не знающие русского.

Children unable to speak Russian roam here.

Здесь заселяют любое помещение, если оно состоит из пола, потолка и хотя бы нескольких стен.

Any and all buildings are used as housing, as long as they have a floor, a ceiling, and at least a couple of walls.

И красят снаружи белой краской, чтобы была иллюзия мирной жизни.

Then they paint the outside white, to create the illusion of life at peace.

В принципе, тут сейчас мирная жизнь и есть. Новых домов почти не видно, восстанавливают старые. Процесс напоминает гримирование трупа после автокатастрофы. В одной части сломаны перегородки, в другой уже поставили новые стеклопакеты.

Technically, they’re living life at peace right now. There are hardly any new residential buildings, old ones are being reconstructed instead. The process is reminiscent of putting mortuary makeup on a car crash corpse. In one part the partitions remain broken, in another insulated window units are have already been installed.

Человеку с фотоаппаратом гораздо спокойнее, чем без. Потому что все думают, что ты из очередного проектного института — снимаешь, чтобы восстановить. Некоторые спрашивают, из какой ты организации. Остальные не мешают работе.

It’s much more reassuring if you have a camera with you. That way everyone assumes you are from yet another design studio — taking pictures with a view to doing reconstruction work. Some ask what organisation you work for. Others just let you get on with the job.

Hot bread

Старуха по имени Даша застала сталинскую депортацию чеченцев в пятилетнем возрасте. Потом семья вернулась, и Даша прожила в Грозном всю жизнь. Обе чеченские войны она просидела в своем районе. Голодала. С другими стариками зимовала в подвале. Ее водили на расстрел. Она рассказывала про валяющиеся везде трупы, которые доедали собаки. Она — гражданка России, как и все чеченцы. Сейчас все у нее хорошо, живет в полуразрушенной девятиэтажке, невестка ковер с порошком моет. Она говорит, что немцы не делали того, что делали тут русские солдаты.

This old woman called Dasha was five years old when Stalin deported the Chechens. Then her family came back and she spent her whole life in Grozny. She stayed in this neighbourhood throughout both Chechen wars. She starved. She spent the winter in the basement together with the other old folks. She was once escorted to be executed by firing squad. She told us about the corpses strewn anywhere, the dogs eating what was left of them. She is a Russian citizen, like all Chechens. Things have looked up since then. She lives in a half-destroyed nine-storey building. Her daughter-in-law is washing the rug using washing powder. She says that even the Germans didn’t do the kinds of things that Russian soldiers did here.

Я понимаю, почему на том доме сохранили прострелянную табличку про образцовый дом. Для того же, для чего в Питере оставили надписи «при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

I understand why they’ve kept the well- kempt house award winner sign on that house, despite the bullet holes. For the same reason they’ve kept the “during an artillery bombardment, this side of the street is more dangerous” signs in St Petersburg.

— Ты один тут лучше не ходи, — советует на прощанье Даша.

— You’d better not walk around here on your own, — Dasha advises me as we say our goodbyes.

Водитель отвозит обратно и денег принципиально не берет. Я его гость — с лавашем и полным телефоном клипов.

The driver brings me back and refuses to accept any money as a matter of principle. I’m his guest — he’s given me lavash and my phone is filled with video clips.

На Грозный постепенно наступает гламур.

Glitz and glamour are gradually advancing on Grozny.

Glamour

* * *

В Москву возвращался в майке с надписью «Грозный». Еще там на рынке продавались майки «Кадыровский спецназ» и прочие шутки.

I went back to Moscow wearing a “Grozny” T-shirt. At the market they also sold T-shirts saying “Kadyrov’s special forces” and other such witticisms.

Оказалось, что в аэропорту «Внуково» не существует частных таксистов. Никаких «Такси, ребят, недорого». Нужно выйти из здания и встать в очередь на посадку, как в Германии какой-нибудь.

It turns out that there’s no such thing as unofficial taxis at “Vnukovo” airport. No one calls out “Taxi, low fares”. You have to exit the building and queue to get your cab, as if you were in Germany or something.