СуринамSurinameНа карте мира Map18–21 февраля 2008 February 18–21, 2008 Давным-давно, когда я был еще совсем маленьким, родители меня с братом отвозили к бабушке с дедушкой. У них был телевизор, а у нас дома не было. По телевизору моей любимой программой была «Международная панорама». В кадры репортажей о безработных и разгонах демонстраций неизбежно попадали детали материальной культуры, которые меня так сильно и привлекали (собственно, с возрастом ничего не изменилось). A long time ago, when I was very little, my parents would occasionally leave my brother and me with our grandparents. They had a TV, and we didn’t have one at home. My favorite TV show back then was International Panorama. The reports about unemployment and protest crackdowns around the world would inevitably end up offering glimpses of material culture, which is precisely what appealed to me so much (in fact, nothing has changed with age). Один из репортажей был посвящен Суринаму. Единственное что я запомнил, кроме названия страны, — что в Суринаме телефонные будки желтого цвета. Малопрактичная на первый взгляд информация просидела в памяти пару десятков лет. One of the stories was about Suriname. The only thing I remembered from it, aside from the country’s name, was that the phone booths in Suriname are yellow. This information, hardly useful on the face of it, stayed lodged in my memory for several decades. И вот я в Суринаме. And here I am in Suriname.  Какое счастье — попасть в детские воспоминания. Эти полубудки тут, кстати, вешают еще по две и по три на один столб. What a joy it is to relive your childhood memories. These half-booths are also installed two or three to a pole here, by the way.  Невероятно, но столицей Суринама оказался город Парамарибо. Эти два слова никогда не были связаны в сознании. «Парамарибо — город утренней зари». Incredibly enough, Suriname’s capital turned out to be Paramaribo. I had never connected those two words in my head before. But I knew Paramaribo from an old Russian song. “Paramaribo, city of the dawn...” До 1975 года Суринам назывался Нидерландской Гвианой (а Гайана — Британской). Соответственно, когда Нидерланды были оккупированы Германией в мае 1940 года, нидерландские колонии стали экспроприировать все немецкое имущество, а немцев — арестовывать. Until 1975, Suriname was called Dutch Guyana (and Guyana was British Guyana). So when Germany occupied the Netherlands in May 1940, the Dutch colonies began expropriating all German property and interning Germans. В порту Парамарибо стоял крупный немецкий грузовой корабль под названием Гослар. Сразу после известия о вторжении на территорию Нидерландов, команде корабля дали полчаса на сбор личных вещей. Команда благополучно потратила это время на то, чтобы корабль затопить. A large German cargo ship, Goslar, was stationed in Paramaribo’s port at the time. When news of the invasion broke out, the ship’s crew was given half an hour to collect their personal belongings before vacating. The crew made good use of this time and sank the ship in the harbor.  Гослар так и лежит до сих пор прямо посреди реки Суринам, напоминая кита из сказки про Синдбада-морехода — к его борту приделали маяк, а ржавый силуэт давно является частью городского пейзажа. Goslar continues to sit right in the middle of Suriname River to this day, bringing to mind the whale from one of the Sinbad the Sailor stories—a beacon was attached onto the ship’s hull, and its rusty silhouette has long been a familiar part of the cityscape.
И видят наши моряки
“Lo and behold, our sailors sight  Даже новый мост, открытый в 2000 году, своим изгибом повторяет изгиб Гослара. Even the curve of the new bridge, opened in 2000, follows the curve of Goslar.  Так выглядит южноамериканская Голландия. This is what South American Holland looks like.  Разница только в том, что когда самолет КЛМ из Парамарибо прилетает в Амстердам, всех пассажиров шмонают на прилете с тройной тщательностью, как в Москве — рейсы из южных республик. The only difference is that when a KLM flight from Paramaribo lands in Amsterdam, all the passengers are frisked three times more thoroughly. Same as with flights from the former southern Soviet republics arriving in Moscow.  Центр города неожиданно прекрасен и интересен. Некоторые старые дома не достояли до сегодняшнего дня, от них принято почему-то оставлять крыльцо. The center of the city is surprisingly beautiful and interesting. Some of the old houses haven’t survived to the present day, but for some reason their front steps have all been left in place.  Исторических домов тут — очень много. Поэтому весь центр включен в список всемирного наследия ЮНЕСКО (как Брюгге). There are lots and lots of historical buildings here. So the entire inner city has been declared a UNESCO World Heritage Site (like Bruges).  Интересно смотреть, как одни и те же здания выглядят в руках разных хозяев. It’s interesting to see how the exact same buildings look under different owners.  Знак, запрещающий парковку, — сокращение NP (niet parkeren). A sign prohibiting parking (NP stands for “niet parkeren”).  Еще один знак местного разлива — дядя с портфелем, бегущий за девочкой. Остальные — как в Европе. Another homegrown sign: an adult man with a briefcase chasing a little girl. The rest of the signs are like in Europe.  Раньше все знаки и светофоры крепились к полосатым столбам (еще пара таких раритетов в городе осталась). All the signs and traffic lights used to be mounted on striped posts (a few of these rare specimens can still be found in the city).  Сейчас же все крепят к бездуховным металлическим трубам. На этой же фотографии видны бетонные столбы — любимый вид физического суринамского препятствия. Nowadays, everything is mounted on soulless metal poles. Also notice the concrete bollards: Suriname’s favorite type of physical obstacle.  Эти бетонные штуки весьма разнообразны по форме и цвету. These concrete impediments vary quite widely in shape and color.  Но вернемся к полосатости. Мне удалось застать редкий период в жизни любого города — в Парамарибо меняют старые светофоры на новые (в Москве, кстати, с начала 2008 тоже меняют все светофоры в центре). Старая модель еще работает, висит на полосатом столбе. But back to the stripes. I was lucky to catch Paramaribo at a rare moment in the life of any city: the old traffic lights were in the process of being replaced with new ones (Moscow, by the way, has also been replacing all its downtown traffic lights since the beginning of 2008). The old model, mounted on a striped post, is still functioning.  А вот старая модель уже отключена, скоро ее увезут на свалку. And here’s an old light that has already been disconnected and is waiting to be taken to the scrap heap.  В одном суринамском долларе 100 центов. Как называется монета достоинством 100 центов? Ответ далее по тексту. One Surinamese dollar contains 100 cents. What is a coin worth 100 cents called? The answer will follow later in the text. Некоторые улочки кривые, поэтому для электрических проводов предусмотрены специальные изолированные поворачиватели движения. Some of the streets are crooked, so they have special insulated pivot points for the power lines.  Но самое интересное — это суринамская система пересечения проводов над уличными перекрестками. Такого больше нигде не встретишь. But even more interesting is the Surinamese system for wires crossing above a street intersection. You won’t see this anywhere else.  В Суринаме монета достоинством 100 центов называется 100 центов. In Suriname, a coin with a value of 100 cents is called “100 cents.” На некоторых загородных столбах по периметру приделаны специальные козырьки, назначение которых никто из местных объяснить не смог. Чтоб змея не заползла? Неясно. Some utility poles in the countryside have special skirts around their perimeter. None of the locals were able to explain their purpose to me. To prevent snakes from crawling up? Unclear.  Ящик для отправки писем: A post box for outgoing mail:  Ящики для получения писем почти у каждого дома своей необычной формы. Letterboxes for receiving mail almost always have unique and unusual shapes.  Мусор в мешках кладут на высокие подставки, чтобы мусорщикам было удобнее забирать (как и в Чили). Garbage bags are put out on tall stands so that they’re easier for the collectors to pick up (just like in Chile).  На каждом столбе висит реклама такси. Можно предположить, что рекламируются компании, но на самом деле это реклама частников. Просто каждый из них обязательно придумывает себе название. There are taxi advertisements on every pole. You might assume that these are all taxi companies, but in fact they’re individual drivers. It’s just that they all come up with names for themselves.  Автобусы тут раскрашены не так буйно как в Индии, но раскрашены обязательно. The buses here aren’t as insanely decorated as in India, but they’re always decorated nonetheless.  Автомобильные номера все одинаковые — четыре цифры и две буквы, означающие вид транспорта (автобус, такси, частник и пр.). Буквы всегда приподняты, под ними иногда даже встречаются наклейки техосмотра. Но обычно эти наклейки висят на лобовом стекле. Plate numbers all follow the same pattern: four numbers plus two letters indicating the type of vehicle (bus, taxi, private car and so on). The letters are always raised, and sometimes you’ll even see vehicle inspection stickers under them. But usually these stickers are on the windshield.  Реклама, близкая народу — сардины в томатном соусе. Есть в этом плакате что-то родное. A folksy advertisement for sardines in tomato sauce. There’s something very reminiscent of home in this billboard.  Суринамцы страшно переживают, что торговлю захватывают китайцы. Даже бедному Георгу IV досталось немного характерных скул. Surinamers are incredibly concerned that the Chinese are taking over their commerce. Even poor George IV ended up with some telling cheekbones.  Рассказывают жуткие истории, про то, как своему в аренде отказали, а китайцу — разрешили. People share horror stories about how one of their own was turned down for a lease, but a Chinese person got approved.  Китайцы, что интересно, вывески своим магазинам делают на китайском и английском, а нидерландский игнорируют. Interestingly, the Chinese write their shop signs in Chinese and English, but completely ignore Dutch.  На случай приступов ксенофобии и клептомании некоторые китайские продмаги огорожены внутри клеткой. In case of possible bouts of xenophobia and kleptomania, some Chinese grocery stores are protected with cages inside.  Суринамская деревня — удивительное сочетание цивилизованности и первобытности. У одной половины жителей на крыше шифер, у другой — солома. A Surinamese village is a surprising combination of the modern and the primitive. Half the homes have corrugated fiber cement roofing, the other half have straw.  Для начала приезжий должен пойти к шатру старейшины, поклониться и дать пять долларов в качестве знака уважения и компенсации за съемку. The first thing a visitor needs to do is go to the elder’s tent and pay his respects—in the amount of five dollars, which also goes towards compensation for photography. При этом первые же деревенские (с пивом и сигаретами) заявят, что их снимать нельзя, потому что а вдруг я фотографию напечатаю в календаре и буду продавать в каждом киоске? However, the very first villagers you encounter (with beer and cigarettes) will declare that you’re not allowed to photograph them, because what if you publish the photo in a calendar and sell it in every kiosk?  Местное население уверено, что белый человек снимает ради выгоды, поэтому за каждый кадр требуют денег. The locals are convinced that white people take photos for profit, so they demand money for every shot. У соседнего дома стоит старик в резиновых сапогах и старуха топлесс. Outside the next house is an old man in rubber boots and a topless old woman.  Из-за угла выбегает пацан с малярным валиком, который катается по слякоти. A boy runs out from around the corner, dragging a paint roller through the mud.  В самом дальнем конце деревни, среди кур и лиан, стоит особый дом (сортир не в счет). В этом доме обязаны находиться абсолютно все деревенские женщины, у которых в данный момент месячные. At the very far end of the village, amongst chickens and vines, is a special house (not counting the outhouse). All the women in the village who are currently menstruating have to remain inside this house.  Нарушить эту традицию не может ни одна деревенская баба. Not a single village woman can violate this custom.  |
